Salle de presse

За свою жизнь мне довелось встретить нескольких канадцев, страстно влюбленных в Россию. Не знаю, чем это объяснить: вашей историей, вашей литературой, северным характером вашей страны, ее огромными, величественными просторами, любовью к хоккею... или всем этим вместе, но в русской душе есть что-то, что канадцы находят очень привлекательным.

Сегодня в Санкт-Петербурге я ощущаю это влечение, но в обратном направлении: мне посчастливилось встретить здесь русских, для которых Канада настолько привлекательна, что они сделали ее предметом своих научных исследований. Мы, канадцы, можем многое понять по тому, как вы на нас смотрите. И поэтому я очень благодарен вам за то, что вы пригласили меня на эту шестую двухгодичную конференцию Российской Ассоциации изучения Канады.

Имеется много причин, заставляющих канадцев влюбляться в Россию, – и точно также причин, сближающих вас с Канадой, вероятно, не меньше, чем российских канадоведов, присутствующих в этом зале. Но я готов спорить, что один из факторов, объясняющих тот глубокий интерес, который мы испытываем друг к другу, заключается в том, что обе наши страны, несмотря ни на какие отличия, стоят перед лицом одной и той же фундаментальной проблемы – проблемы единства при разнообразии. Успех Канады в значительной степени зависит от ее способности гарантировать основные права при уважении различий между провинциями и народами, составляющими ее население. Для Канады это извечная задача, и она же – один из главных источников ее динамизма.

Обе наши страны огромны, как континенты, а сложность их общественного устройства с трудом поддается пониманию. Разумеется, я знаю, что в том, что касается разнообразия, проблемы Российской Федерации сложнее, чем проблемы Канады. При ограниченном – десятилетнем – опыте плюралистической демократии, при необходимости восстанавливать вашу экономику, вам приходится заботиться о сохранении сплоченности 89 субъектов федерации после того, как центробежные процессы привели к распаду Советского Союза.
В противоположность этому, разнообразие Канады (десять провинций, три территории, два официальных языка, два коренных народа и множество национальных культур) проявляется в условиях прочно укоренившейся демократии, мощнейшей экономики и стабильной международной обстановки.
Тем не менее ваша задача по сути аналогична нашей: укреплять национальное единство на основе всеобщей справедливости и уважении различий.

Я знаю, что можно было бы многое сказать о том, что и как происходит в России, но я не претендую на то, что могу сообщить вам что-нибудь новое на эту тему. Я предпочитаю посвятить мое выступление Канаде.

Единство при разнообразии – проблема этическая и философская. Я хочу прежде всего пояснить вам, как я ее понимаю. Затем я воспользуюсь примером Канадской хартии прав и свобод, чтобы показать, что уважение всеобщих прав вполне совместимо с уважением разнообразия.

1.   Единство при разнообразии

Если единство при разнообразии представляется проблемой, то обратная ситуация – единство при единообразии – может заведомо показаться более желательной. А! –хочется думать – насколько все было бы проще и спокойнее, если бы все канадцы – или все жители России – говорили на одном языке, разделяли общие традиции и общий культурный опыт и подчинялись одним и тем же законам без всех этих различий между провинциями или регионами, которые так все осложняют.

У реформаторов, стремящихся к унификации, есть два способа устранить языковые, культурные и религиозные различия среди жителей своей страны. Первый состоит в том, чтобы активно содействовать ассимиляции меньшинств, растворяя их в большинстве населения страны. Второй заключается в том, чтобы установить международные границы между этнически разными группами населения и дать возможность каждому выделенному таким образом народу создать свою отдельную страну.

Как франкоязычный житель Квебека, я хорошо понимаю значение каждой из этих двух возможностей, тем более, что обе они – и ассимиляция, и
отделение – реально предлагались в нашем случае.

Ассимиляция: в 1839 британский политик и дипломат лорд Дарем, в знаменитом докладе, носящем его имя, рекомендовал ассимиляцию канадских французов, их растворение среди англоязычного населения во имя ни больше ни меньше как равенства возможностей. Быть французом во Франции, писал он, это нормально, но в британской колонии это недостаток. Чтобы пользоваться теми же возможностями, какие есть у их британских сограждан, канадским французам надо ассимилироваться, утверждал он в соответствии с либеральными ассимиляторскими идеями своего времени.

Отделение: вот уже четыре десятка лет различные политические группы активно выступают за политическую независимость Квебека. Одна из таких партий в настоящее время управляет этой провинцией. Их главный аргумент заключается в том, что франкоязычные квебекцы не могут себе позволить оставаться меньшинством в пределах Канады и что границами их страны должны быть границы Квебека, в котором они составляют значительное большинство.

Ни одно из этих двух предложений не может считаться приемлемым решением. Активная политика ассимиляции целого народа ведет к несправедливости и культурному оскудению. А политика отделения кладет
начало процессу недоверия, который будет очень трудно остановить: если цель отделения – создать для себя страну, чтобы быть в ней большинством, то как можно рассчитывать, что меньшинства этой новой страны будут чувствовать себя в ней уверенно?

Единство при разнообразии – это идеал более высокий, чем единство при единообразии. Этот идеал предполагает, что разнообразие опыта, языков, религий или культур воспринимается как достоинство, как могучая гармония дополняющих друг друга сил, а не как проблема, которую надо устранить, или угроза, которую необходимо отвести. В этом и заключается смысл канадского опыта.

Чтобы все было именно так, необходимо соблюдать следующий принцип: принимать с доверием любую черту разнообразия, совместимую со всеобщими правами. Эти права, действительные для всех людей, не так уж трудно определить. Их можно найти в конституциях всех демократических государств.

Как и наша Конституция, ваша признает равноправие граждан и личные свободы: свободу передвижения, совести, веры, слова, объединений и собраний.
В ней закреплены также право голоса, независимость судов и вся гамма остальных основных прав. Я не испытываю никакой симпатии к теориям, провозглашающим, что все эти права связаны с определенными культурами и поэтому не должны распространяться на всех людей.

Я тем более не доверяю этим теориям, что они выдвигались по отношению к моему собственному народу – в числе прочих франко-канадскими политиками.
В известной речи, произнесенной 7 февраля 1939 года, Камильан Уд, тогдашний мэр Монреаля, заявил, что: “Франкоязычные канадцы в провинции Квебек – фашисты, если не по названию, то по меньшей мере по крови [латинской]”[i].
В пятидесятых годах бывший премьер-министр Квебека Морис Дюплесси, во имя нашей собственной культуры и нашего своеобразия, принимал меры к тому, чтобы ограничить права некоторых религиозных и политических меньшинств в Квебеке. К счастью, Верховный суд Канады отменил часть этих мер.[ii] В решении относительно одной из этих мер судья Рэнд, один из членов Верховного суда Канады в это время, записал: “(…) свобода слова и религии и неприкосновенность личности относятся к основным свободам, составляющим главные свойства человека (…)”.[iii] Дюплесси пожаловался, что Верховный суд напоминает ему Пизанскую башню – все время клонится в одну сторону. И это действительно так: он все время клонится в сторону защиты основных прав.

Но разве не говорили о славянских народах вещи значительно хуже? Никогда эти народы не примут демократии, утверждалось в те времена, когда у вас свирепствовал тоталитаризм. Сегодня мы все видим, насколько эти утверждения были абсурдными: демократия распространилась на латинские народы, славянские, азиатские; мы находим ее на всех континентах.

В Канаду – страну, радушно принимающую иммигрантов, – стекаются, спасаясь от жесточайших диктатур на планете, беженцы самой разной этнической, языковой и религиозной принадлежности. Они автоматически приобщаются к демократии и к предоставляемым ею основным правам. Никакие культурные барьеры не являются при этом для них помехой.

Демократия универсальна. Вопрос не в том, подходит ли она всем подряд. Разумеется, подходит. Вопрос в том, чтобы найти наши собственные конкретные формы демократии и добиться того, чтобы все права, перечисленные в наших конституциях, всегда на самом деле соблюдались неукоснительно.

Это не значит, что демократия должна повсюду быть совершенно
одинаковой – отнюдь нет. Уважение политических и гражданских прав проявляется по-разному. Различия наблюдаются не только между демократическими странами, но даже и внутри каждой из них, особенно если они установили у себя федеративную форму государственного устройства. Если в федерации уважаются основные всеобщие права, разнообразие опыта и практики может оказаться явлением чрезвычайно положительным.

Например, ни одна демократическая федерация не могла бы допустить того, чтобы в одном из ее субъектов запретили свободные выборы. Никакое право на своеобразие не может оправдать такое отрицание демократии. Это не значит, что правила проведения выборов должны быть во всем одинаковыми по всей федерации. В Канаде, как и в России, субъекты федерации принимают для своих выборов свои собственные избирательные законы.

Русский – единственный официальный язык Российской Федерации, но статья 68 вашей Конституции позволяет каждой из ваших республик определять, дополнительно к русскому, другие официальные языки, которые используются в работе их собственных учреждений. В Канаде также языковые права совместимы с различиями между провинциями.

В Канаде Конституция признает как суверенитет провинций в сферах их собственной компетенции, так и наличие множества культур среди населения всей страны. Но при этом не допускаются культурные обычаи, которые противоречат основным правам. Так, не может быть речи о том, чтобы в одной из провинций или в какой-либо группе населения разрешалось многоженство или обряды, связанные с нанесением телесных повреждений.

Чтобы показать еще более четко, как основные права могут сочетаться с уважением к различиям, я воспользуюсь примером Канадской хартии прав и свобод.

2.   Канадская хартия прав и свобод и принцип федерализма

Хартия прав и свобод была включена в канадскую Конституцию в 1982 году. Она признает главенство свобод и основных прав и разрешает судам отменять любой не соответствующий им законодательный акт. Некоторые люди предсказывали, что Хартия будет оказывать давление в сторону унификации, что помешает провинциям реализовывать свои собственные политические цели и задачи. Заявлялось, ошибочно, что логика Хартии противоречит логике федерализма и что выносимые во имя равноправия решения и мнения Верховного суда Канады приведут постепенно к унификации законов. Такое опасение послужило одной из причин, в силу которых ни правительство, ни Национальная ассамблея Квебека не согласились поддержать конституционные перемены 1982 года.

 Вначале недоверие было таким сильным, что правительства провинций потребовали и добились включения в Хартию определенной оговорки. Эта оговорка позволяет парламенту Канады или законодательному собранию провинции принимать законы, содержащие четкое заявление о том, что данный закон или какое-либо положение данного закона будут иметь юридическую силу вопреки тому или иному положению Хартии; отмена конкретных положений Хартии действует в течение пяти лет, после чего ее действие может быть продлено на дополнительный срок. На самом деле, престиж Хартии оказался столь высок, что все правительства, включая правительство Квебека, стараются воздерживаться от применения этой оговорки.

И действительно, канадцы быстро осознали, что Хартия – один из самых важных для них институтов. Хартия приобрела большую популярность по всей стране, включая Квебек. Например, в ходе опроса общественного мнения, проведенного в 1999 году Институтом изучения государственной политики с целью выяснения отношения канадцев к судам и Канадской хартии прав и свобод, на вопрос “В целом Хартия – это хорошо или плохо” 92% канадцев (и среди них 93% квебекцев) отозвались о Хартии положительно.

Однако Хартия не превратила Канаду в унитарное и централизованное государство. Произошло прямо противоположное. Хартия и ее толкование Верховным судом Канады привели к углублению федерализма, создав судебную практику, которая, по словам Джеймса Келли, профессора политических наук Университета Брок в городе Сент-Катрине (Онтарио), “благоприятствует разнообразию и укрепляет автономию провинций”[iv]. Джеймс Келли установил, что “случаи отмены судами законов провинций немногочисленны и, что еще важнее, имевшие место случаи не относятся к основным областям компетенции провинций”[v]. Собственно говоря, федеральные законы отменялись Верховным судом на основе положений Хартии чаще, чем провинциальные[vi].

Конечно, Верховному суду приходилось отменять законы провинций потому, что они противоречили Хартии прав и свобод. Но он установил, что провинции могут по-разному решать сходные политические проблемы, не давая при этом поводов к обвинению в дискриминации: “безусловно, в федеральной системе различия между провинциями не должны автоматически порождать презумпцию дискриминации. Статья 15(5) Хартии, запрещая дискриминацию, никак не меняет разделения полномочий между правительствами (…)”[vii].

Например, Верховный суд постановил, что во всех провинциях и территориях полиция должна информировать обвиняемых о бесплатной службе юридической помощи, услугами которой они могут воспользоваться, так как право на услуги адвоката и на то, чтобы вас известили об этом праве, – является одним из основных; однако в соответствии с практикой федерализма суд признал, что услуги юридической помощи в разных провинциях могут быть разными[viii].

В случаях, когда Верховный суд отменял провинциальные законы, это часто приводило к усилению разнообразия в каждой из соответствующих провинций. Признав, что франкоязычные меньшинства англоязычных провинций имеют право управлять своими школами и своими комиссиями по делам школ, или потребовав, чтобы правительство Альберты запретило дискриминацию по признаку сексуальной ориентации, или признав права коренных народов, Верховный суд не унифицировал Канаду, а напротив сделал ее еще более разнородной.

Что касается Квебека, то Верховный суд учел его особый характер, признанный эксплицитно двумя бывшими председателями и нынешним председателем этого суда, г-жой Беверли Маклоклин. Верховный суд понимает весьма специфические условия этой провинции, жители которой – как франко-канадцы, так и англо-канадцы ­– имеют право требовать защиты своих языковых прав. Франко-канадцы, безусловно, составляют в Квебеке большинство – 82% населения, но они являются меньшинством в Канаде и еще большим меньшинством в Северной Америке. Англо-канадцы Квебека, конечно, относятся к большинству на Североамериканском континенте и в своей стране, но не в своей провинции. Верховный суд постановил, например, что, хотя правительство Квебека вправе требовать, чтобы французский язык занимал заметное и даже доминирующее место на коммерческих вывесках, нельзя тем не менее допустить, чтобы оно запрещало использование на таких вывесках английского или других языков.

В целом, Верховный суд констатировал, что “то, что может быть эффективным в одной провинции (или части провинции), может оказаться совершенно не эффективным в другой без необоснованного нарушения положений закона”[ix]. Верховный суд эксплицитно признал “ценность разнообразия, лежащего в основе разделения полномочий”[x].

Заключение

Я попытался сегодня показать, что обе наши федерации, несмотря на все их различия, стоят перед лицом одной и той же проблемы: как обеспечить главенство основных прав при безусловном уважении разнообразного характера страны.
Я надеюсь, что мне удалось доказать, что примирение этих двух противоположностей не только возможно, но и желательно.

Федерализм благоприятствует соперничеству идей, множественному поиску лучших путей и методов, взаимопомощи при взаимном уважении – т.е. ценностям, которые не только соответствуют, но и способствуют демократии. Постоянное стремление к этим ценностям заставляет нас все время углублять различные формы демократии. Я хотел показать, что в нашей стране Канадская хартия прав и свобод и ее толкование Верховным судом Канады придали нашему федерализму новую энергию и дух уважения как к справедливости для всех, так и к разнообразию решений, условий и потребностей.

Руссо говорил: “Там, где я вижу красоту, добро, истину, – там моя родина”. Токвиль писал: “ Я думаю, что для человечества было бы большим несчастьем, если бы свобода носила повсюду одни и те же черты”. Я согласен с Руссо в том, что существуют всеобщие права, действительные для всех людей, но в то же время я, как и Токвиль, полагаю, что путей к осуществлению этих прав должно быть достаточно много.

Я надеюсь, что именно в этом духе и будет развиваться плодотворное сотрудничество между нашими федерациями. Это сотрудничество воплотится, в числе прочего, в совместное заявление по сотрудничеству в области федерализма, которое будет опубликовано в Москве на будущей неделе. Да здравствуют наши федерации!

Сноски